Если можешь – прости - Страница 62

Был скандал, Миша, облив всех девушек своим презрением и вывалив на их светлые головы целый ушат помоев, ушел, хлопнув дверью. Правда, потом вернулся, замерзший, Петр его тогда впервые пожалел.

Мало того, что они потеряли ресторан, вскоре выяснилось, что пропали деньги, вернее, деньжищи! Что вор, украв пять миллионов восемьсот тысяч евро (как потом скажет безутешная Виолетта), оставил ей целых сто тысяч! На носовые платки, которыми она до конца своей жизни будет утирать слезы.

Вот, собственно, и все! Казалось бы…

Далее события начали разворачиваться и вовсе уже чудовищно, страшно… Вскрылось, что Лена убила своего мужа Борисова, который, в свою очередь, обвинялся в том, что убил всю свою семью. Что Виолетту ищет какой-то там Лука… Надо было срочно расползаться в разные стороны, чтобы в случае, если поймают кого-то одного из фигурантов надвигающихся уголовных дел, он не потянул за собой всю компанию.

Так, Лена с Таней и детьми уехали на дачу к Зое Григорьевне, Мише (которого могли искать в связи с убийством Иванова) сняли дачу в Переделкино, где он должен был сидеть безвылазно в ожидании лучших времен, и куда Таисия должна была регулярно отправлять посылки с продуктами и всем необходимым. А Виолетта поселилась у Таисии, поскольку вернуться в свою квартиру она смогла бы только после того, как была бы уверена, что ее не ищут. Петру Виолетта объявила, что считает исполнившим все свои обязательства. Что его молчание на следующие сто лет и будет платой за оказанную ему материальную помощь. Она сказала это с какой-то горечью, и так посмотрела на Петю, что у него сжалось сердце. Неужели он больше никогда не увидит ее?

– Я позвоню тебе, – сказала она так, как это делается, когда хотят от кого-то вежливо избавиться, возможно даже, навсегда.

Он очень хорошо запомнил этот момент. Они разговаривали на крыльце дома, в котором жила Таисия. Компания, стихийно образовавшаяся в результате дичайшего переплетения судеб, распалась. Упавшие на голову несмышленой девчонке огромные деньги – уплыли в неизвестном направлении, и Виолетта, которая должна была бы больше других переживать по этому поводу, находилась в состоянии полнейшей растерянности и удрученности. Все те люди, которым она помогала, по ее мнению, украсть их не могли. Спрашивать же ее о человеке в черной вязаной шапочке, с которым ее связывали какие-то очень непростые отношения, ни у кого язык не поворачивался – все боялись проявить излишнюю активность в этом вопросе, чтобы не привлекать внимания к собственной персоне. Никто же точно не знает, как вести себя в подобном случае, чтобы не подумали, будто бы ты и есть вор!

Ветер трепал ее длинные волосы, снег залеплял глаза, она щурилась, но упорно не хотела надевать капюшон курточки.

– Ты простынешь, – сказал ей Петр. – Давай уже прощаться. Я же знаю, что ты сделаешь все возможное, чтобы не видеть меня больше.

– Почему ты так думаешь?

– Да потому что я одним своим видом буду напоминать тебе об этом… трудном для тебя времени… – он призвал на помощь всю свою тактичность.

– Думаешь, мне будет стыдно? – резко, в лоб, горько усмехнувшись, спросила она Петра.

– Не знаю… – соврал он, потому что знал, что так оно все и будет.

– Ты ничего обо мне не знаешь… Я всегда держу свое слово, поэтому, если я говорю, что позвоню тебе, значит, обязательно позвоню. Мы же друзья, надеюсь?

– Да, конечно.

– И я по-прежнему могу на тебя положиться? – Петру показалось, что в голосе ее прозвучали слезы.

– Безусловно.

– Тогда пока, Петр. И знаешь еще что? Мне очень нравится, как ты играешь на баяне. Ты пригласишь меня когда-нибудь на свой концерт?

– Да, обязательно.

После этого она скрылась в подъезде.

Петр сел в машину и поехал домой. В багажнике его лежал баян.

«Вот и все, – думал он, с тоской глядя на вылетающие из-под колес впереди идущих автомобилей грязноватые комья мокрого снега, – все закончилось, так и не успев начаться».

Он приехал домой, поставил футляр с баяном на свое место, рядом с пианино и пошел на кухню, где мама ждала его с обедом.

– Ну, как дела? – спросила она, и в этом ее вопросе прозвучала вся ее тревога. Она знала с его слов, что Петр долгое время будет работать на какого-то «крутого» бизнесмена, одолжившего ее сыну крупную сумму денег.

– Все, я свободен, – сказал Петр, не испытывая по этому поводу никакой радости. – Не думаю, что меня еще позовут.

Он сказал это таким тоном, что мама решила не расспрашивать подробности. Она слишком хорошо знала своего сына – если захочет, сам все расскажет.

А Петр, оглянувшись и увидев себя в привычной ему обстановке, рядом с мамой, вдруг почувствовал какую-то пустоту внутри себя. Да, история, которая с ним приключилась, может, и была нелепой, отчасти фантастической и даже опасной, но она очень быстро наполнила его жизнь особым смыслом. Конечно, не будь в центре этих событий Виолетты, этой наивной и очень доброй девочки, он вряд ли стал вспоминать обо всем, что с ним произошло, с такой теплотой. Расставшись с ней, он стал сожалеть о том, что они не успели подружиться как следует, что она всегда держала его на расстоянии, а он, порабощенный своим долгом перед ней, не посмел приблизиться к ней, как к девушке. Тема денег вообще очень опасна для романтических отношений. А ведь она наверняка нуждалась в поддержке, в ласковом слове, как и любая другая женщина. И пусть она была совсем еще ребенок, но что-то женское в ней, несомненно, было. При других обстоятельствах она, быть может, и одевалась бы по-другому, и вела себя иначе, и смотрела бы на Петра, единственного (Миша не в счет) мужчину более женским взглядом.